СЛОВО КОСМОСА

Космос, как долго живёшь ты? Как долго в себе совмещаешь
Искорки звёзд, блеск галактик, холодную темень?
Жизнь поглощаешь, но жизни рычаг ты вращаешь,
Ты - остужающий лёд, и жизнь разжигающий кремень.
Видел ты гибель миров: как потухли в бессмысленной схватке
Звёзды, свалившись в ужасные чёрные дыры.
Видел ты взрывы и новых созвездий зачатки,
Видел рожденье безумного нашего мира.
Как же воспримешь ты нас, земных желторотых младенцев,
Что на свободу твою и бескрайность твою посягнули?
Нежно, отцовски забьётся могучее сердце,
Видя, как метят в него бессердечно ракетные пули?
Будешь ли радоваться нашим новым научным свершеньям,
Пустишь в другие миры и доверишь ли звёздные тайны,
Глядя, как мы, самозванцы, тебе пригрозили сверженьем,
Ввысь запуская с захватничьей целью ракетные стаи?
Что ты нам скажешь, сынам двадцать первого века,
Что изречёшь ты с высот своих звёздных чертогов,
Чтобы услышал тебя в круговерти ненужного бега
Каждый землянин, своих, устрашившись пороков?
« Как ни страшна моя темень, я всё ж ужасаюсь,
Глядя на ваши творенья - заводы, машины.
Как я ни стар - я от горя отцовского старюсь,
Старюсь от горя и от неизбывной кручины!
Вы искалечили Землю, что вас породила,
Лик её светлый покрыли бетонной проказой,
Тучами вредного дыма затмили светило,
Выжгли леса в разрушительном тёмном экстазе!
Блески постыдной рекламы, что видимы даже отсюда,
В ваших сердцах истребили все вечные чувства.
Цивилизация ваша - отходно-помойная груда,
Визги и грохот железа - вот ваше искусство!
Мало Земли вам - ваш низкий инстинкт разрушенья
Требует дали Вселенной, что девственны были доселе.
С тем на далёкие звёзды готовите вы покушенье,
Чтобы и там семена развращённости щедро посеять!
Я эти звёзды хотел передать вам в наследство
И подарить вам хотел планетарное поле.
В этом я каюсь и знаю, что ваше соседство
Много доставит созвездиям бедствий и горя.
Так не мечтайте пока что о них, как мечтали
Предки - они были крепче вас доблестным духом.
Вы - повелители Космоса? Ваши фантасты налгали.
Бреднями не утомляйте, пожалуйста, слуха».

 

РУСЬ СВЯЩЕННАЯ

Русь! Россия! Русская держава!
Белый лебедь плывет по реке!
Издревле ты всех врагов держала
В своем мощном железном кулаке!
Приходили злобные татары,
Но, враги, увидев нашу мощь
Сабли побросали и бежали.
Нет, ребята! Нас не проведешь!
Приходили к нам и печенеги,
На конях своих, собаки, прискакали!
Но мечи направили на них мы -
С поля боя, смерды, убегали!
Долго, долго по степи их гнали
Наши люди русские, не трусы!
И германцы против нас не устояли,
Одолели мы и армию французов.
Перед боем Богу мы молились,
Поднимали мечи над головою,
В бой бросались, бились и рубились!
Бог нас любит! Русы мы с тобою!
Призадумались тут наши супостаты:
- Как же нам Россию извести?
И додумались-таки змеевы браты,
Как им русов к смерти привести.
Они взяли, растолкли лист хмеля,
Превратили его в мелкий порошок
И в бутылку это всыпали умело:
- Русский выпьет! Он же дурачок!
И бутылку эту русским показали:
- Вы примите дар наш, россияне!
Напились мы этими дарами,
Ослабели тут и руки наши.
Выпали из них мечи булатны,
И колени наши задрожали.
Посмеялись вороги над нами:
- Непокорные! Вам так и надо!
Русские! Ужель вы так ослабли?
Вы на резвы ного подымайтесь,
Отправляйтесь вы на бой кровавый,
Снова надо биться нам с врагами!

 

РАССКАЗ СТРАННИКА

Однажды утром, стоя во дворе,
Среди тумана влажного, белёсого,
Фигуру человека неизвестного
Я разглядел. Стоял он на горе,
Ребро своей ладони, прижимая
Ко лбу, на толстый посох опираясь,
С горы сойти как будто, не решаясь,
И недоверчиво округу озирая.
Дорожную суму свою, взвалив
На плечи, рассмотрев моё селенье,
Он, погруженный в тяжкие сомненья,
Молчал. Затем, десницу опустив,
Тот путник стал спускаться по тропинке
С горы, держа в руке кривой костыль
И, раздвигая им растущий вкруг ковыль.

Он вскоре подошёл к моей калитке.
Услышав стук, ему открыл я дверь,
И путник мне сказал: «Я шел по полю
Четыре дня, наголодавшись вволю.
Отведать хлеба хорошо б теперь!
Не откажите мне в своем приюте.
Не буду вас ничем я затруднять.
Мне завтра в путь-дорогу вновь шагать,
И вспомню там о вашем я уюте!»
Прошли мы в дом. Я гостя усадил
За стол, подал ему краюшку,
Придвинул молока парного кружку.
Насытил голод он, и я его спросил:
«Скажи мне, странник, для чего ты бродишь
По степи, по лесу иль по горам?
Что ты все время ищешь там?
Что ищешь ты? Чего ты не находишь?

Ответил гость тогда: «Давным-давно,
Когда я был еще мальцом безгрешным,
Когда я молод был, подобен травам вешним,
Преданье услыхал от деда моего.
Он говорил, что на краю земном
Лежит страна, сокрытая от нас,
От наших темных неразумных глаз.
Живут там люди в Духе во святом,
Творят они лишь только справедливость.
Не ссорятся они, не делят власть,
Им неизвестна низменная страсть,
И пребывает над страной Господня милость.
Преданье то я в сердце записал
И стал расти, внимая мирозданью.
И тут явились моему сознанью
Такие истины! Когда я их не знал,
Как хорошо мне жить под солнцем было!
Казалось все безоблачным и ясным -
И вдруг сражен я знанием ужасным!
Как-будто острый нож, меня пронзило
Бесчестие людское! Видел я,
Как бедствует страна моя родная,
Из тьмы греховной выхода не зная,
Как рвут ее между собой князья,
Калеча человеческие души.

На брата брат с оружьем восстает,
Из-за гроша войну он с ним ведет,
И сын отца за крошку злата душит.
В отчаянье я впал, глядя на мир
Уже давно не детскими глазами.
Я исходил горючими слезами.
И вдруг во мне, подобно звуку лир,
Проснулося заветное преданье.
Ту самую страну узрел пред собой,
Где воцарилось счастье и покой.
И я решил отправиться в скитанье,
Чтобы найти ее. Хоть сотни лет
Скитаться буду в землях неизвестных,
Среди песков или в горах отвесных,
Пускай я обойду весь белый свет -
Найду счастливый край благословенный,
Но не затем, чтобы остаться в нем -
Не должен я родимый бросить дом.
В стране той тайной, чудной, сокровенной,
В ней на вопрос свой я ответ найду -
Как от порока человечество избавить,
Чтобы могло оно чистосердечно славить
Христа? И словно лучезарную звезду,
Ответ сей принесу я в мир обыкновенный
И людям всем поведую о нем.
Тогда наш ложный день правдивым станет днем,
Ведь озарится Духом он Священным.

Подумав так, я стал сбираться в путь:
В котомку сунул кус ржаного хлеба,
И удалился под просторы неба,
Где так легко, счастливо дышит грудь.
Внимал я там степного ветра пенью,
И крику птиц, и шелесту травы,
Но, в поисках таинственной страны
И, повинуясь, Божьему веленью
Я дальше шел, входил под сень лесов,
Блуждал по тропкам кривым и заросшим,
В оврагах же, заполненных замерзшим
Туманом - хору странных голосов
Чащобных духов я внимал с опаской,
Шел берегами быстротечных рек -
Прозрачных как стекло, холодных точно сне,
По берегам озер, покрытых ряской.

Когда к концу стал хлеб мой подходить,
То принялся лесными я дарами
Свой голод утолять - плодами и грибами,
А также милостыню стал просить.
Сухие палки на поляне собирал,
Костер при помощи огнива разводил,
Чтоб отпугнуть зверье - как вечер приходил
И на траве блаженно засыпал.
А зимы в шалаше я коротал,
Построив его средь густых лесов,
Со всех сторон зажат клешней снегов,
Накопленные яства уплетал.

- Так сколько ж лет по свету ты скитался, -
Недоуменно я прервал его рассказ,
Который выслушал, не отнимая глаз, -
И поисками счастья занимался?
- Должно быть, что всего лишь пять годков,
За эти годы столько бедствий испытал,
Что и доселе не пересчитал.

Однажды чуть не стал я жертвою волков -
Полено из костра мне помогло.
Плечо мое пересекает шрам -
Когтем медведя он на память дан.
От кабана я прятался в дупло.

Разбойники мне на пути встречались,
Но, денег в моей сумке не найдя,
И исподлобья сумрачно глядя,
Они на поиски богатых отправлялись.

Один лишь раз разбойный есаул,
Рассвирепев, что странник сир и нищ
Гораздо больше, чем церковна мышь,
В меня кинжал своей боевой воткнул
И бросил кровью на дороге истекать.
Однако я добрался до селенья,
Там местный житель мне оказывал леченье.

Да! Провиденье продолжало вызволять
Меня из лап погибели жестокой.
Восстановившись после потрясенья
И, уничтожив страха угрызенья,
Я продолжал идти своей дорогой.

За эти годы множество земель,
И графств, и княжеств я прошел до края.
Свою страну увидеть ожидая.

О многих страшно вспомнить мне теперь!
Узрел я в них такие люты казни,
Такие там злодейства увидал,
Что крови ток в моих сосудах застывал.

Как щупальца уродливой проказы,
Грех и сюда приполз. Два раза был
Я схвачен стражниками городскими
И заключен за стенами сырыми
За неименье дома. Громко выл,
И плакал, и стонал, и вырывался,
От голода и хлада черный весь,
Другой несчастный, заключенный здесь.
О, сколько раз во сне я содрогался
И вскакивал перед своим костром,
Увидев вновь его ужасные страданья!

Наутро снова отправлялся на исканья,
Но острым, раскаленным острием
Мой ум терзала мысль: «Ты ошибался.
Твоя страна не крепче, чем мираж.
Любовь и справедливость - это блажь!
Напрасно эти годы ты скитался».

Но эту мысль назад я прогонял -
В подземный мрак, откуда появилась
Она, и о мою решительность разбилась.

Свой путь ваш гость незваный продолжал.
Однако то, что видел я в тюрьме -
Страданья узников, их крик и вой утробный
И палача удар холоднокровный -
Осадок это все оставило во мне.
Когда вхожу в очередную местность:
Град иль селенье вижу пред собой -
Безлюдно ль там, иль ходят жители толпой,
Пытливым взором озираю я окрестность:
Не видно ль висельцы на площади градской?
У здания тюрьмы чернеет ль плаха?
И не поставили ль поблизости для страха
Высокий кол с кровавой головой?

Но, несмотря на все людские зверства,
На то, что видел я и что я перенес,
Я продолжаю веровать всерьез
В страну, закрытую от всякого злодейства.
Я все могу на свете потерять:
Мой жалкий хлеб и грязную одежду,
Однако сохраню свою надежду
И вновь отправлюсь истину искать.

И даже если с жизнию расстаться
Придется мне - на воле вольной ли,
Или в темнице под поверхностью земли,
И в мир заоблачный придется отправляться,
Останется жить вера без меня.

Она другого странника найдет
И по моим дорогам поведет,
От дома в даль бескрайнюю гоня.
Коль не удастся мне найти страну -
Так значит, что священное деянье
Окончит он, повергнет злобное страданье,
Вернувшись с той страны, и завершит войну,
Которую столетьями, веками,
Сырую землю кровью орошая,
И черный гнев гордыней распаляя,
Вели слепцы с собратьями слепцами.
До первых звезд со мною говорил
Тот чудный странник, речь не прерывая.
Но уж давно пора была ночная.
На чердаке его я уложил.

Проснулся гость мой с первым петухом.
Он с чердака по лестнице спустился,
Мне благодарность высказал, простился,
Суму с поджаренным мясным куском,
Который я отдал ему в дорогу,
Через плечо повесил, посох взял,
В дверях моих на пол-минуты встал,
И в путь далекий помолился Богу.
Клен старый у моих дверей шумел,

Прокаркал ворон, в небе пролетая,
Шел странник, в сизой дали исчезая.
Печально я вослед ему смотрел.

 

ПАВШИЙ ВОИН

Посредине поля сражения бывшего,
Над которым туман повис,
Где, казалось, око Творца-Всевышнего
С предрассветных небес смотрит вниз,
С окровавленной грудью на черной земле,
Распластался советский солдат.
Это сотый солдат, что погиб на войне
И глаза его в небо глядят,
Но не видит солдат предрассветных небес,
Помертвело лицо его.
А вокруг шумит безучастный лес -
Нет уж больше бойца моего.
Охладелой рукой автомат он держал,
Как держал во вчерашнем бою.
Из него бил огонь и врагов поражал,
Когда шел боец храбрый в строю.
Не за славой пошел на войну мой герой,
Не за славою вышел он на поле брани,
Не за золотом или землею чужой,
Лишь за то от врага получил эту рану,
Что всей грудью своей Землю-мать заградил,
Что на свете любил ее больше всего,
Потому до конца он и не отступил,
Нет уж больше на свете солдата того.

Нет! Не умер солдат! Ведь Господь говорил:
«Не страшитесь вы тех, кто лишь плоть умертвляет.
Тот, кто плоть умертвил, душу не погубил,
Убиенного дух к небесам отлетает!»

Ты не умер, солдат! Ты останешься жить!
На земле тебя помнят и дети, и внуки!
Мы клянемся тебе Мать-Россию любить!
Автомат твой возьмем в свои храбрые руки!

 

ГОЛОС ПРОШЛОГО

Я - русский воин. Я служил в дружине,
Служил я князю и родной земле.
В Небесном Царстве нахожусь я ныне.
Меня стрела, подобная змее,
Пронзила. С печенегами сражаясь,
Кололи и рубили мы мечами,
И печенеги нашей силе поражались.
А мы всё дальше шли, топтали их ногами.
И каждый раз, врагу главу срубая,
Я приговаривал: « - Так поделом тебе!
Не покорится Русь моя святая!
Не будешь властвовать ты на моей земле!»
Но тут над полем боя просвистела
Та самая, смертельная стрела.
Она ко мне со свистом подлетела,
Пробив кольчугу, в плоть мою вошла.
Но я не умер. Дух мой отделился
От искалеченного тела моего.
От уз телесных он освободился
И воспарил над облаками высоко.
Отсюда вижу поколенье молодое,
Своих потомков, правнуков моих.
И это для меня - своё, родное.
Я всей душою радуюсь за них.
И искренне им всем желаю счастья,
И Бога моего, Творца, прошу,
Чтоб защитил от всякого ненастья.
От них же только памяти хочу.
Не забывайте наши подвиги и битвы!
С врагами так же доблестно сражайтесь!
К Иисусу воссылайте вы молитвы.
Вы русские! И ими оставайтесь!

 

РУССКАЯ ПРИРОДА

Недалеко от дома моего
Стоит еловый лес, в сугробах утопая.
Зима покрыла серебром его.
Вот ветвь сосновая качается, сверкая.
Она напоминает жезл царя.
Кусты покрылись ледяною коркой,
Как будто тонким слоем хрусталя.
Алмазами мороз украсил ёлку.
За лесом поле снежное лежит.
Какое оно гладкое, огромное!
По небу облако стремительно летит.
Его влекут ветра холодные, суровые.
За полем озеро замёрзшее блестит.
Его слегка припорошило снегом.
Оно похоже на округлый щит.
Вокруг всё залито холодным светом.
Лишь только здесь, в стране моей родной,
Прекрасные такие дали,
Лишь только здесь бывает снег такой,
И только здесь так ветры завывают!

 

КУРСКАЯ БИТВА

Тусклый рассвет над желтеющим полем,
Слабая дрожь ковыля.
Блеклые звездочки трепетным роем.
Близится, близко заря.
Но по окопам расставлены с точностью
Дула - источник огня.
Скоро невинную тишь, непорочную,
Тишь приближения дня,
В клочья порвут боевой канонадою,
Взрывы поля изрыхлят,
Воздух изранят, изрежут снарядами,
Смерть воплотится в снаряд.
И в ожиданье солдаты застыли,
Наизготовку ружьё.
Что они в мыслях тогда затаили?
Вспомнили детство свое?
Прежнюю жизнь проследили - рабочую,
Трудную, счастливую?
Видели жизнь свою рядом, воочию,
Ту, что прервется в бою?
Слышите звуки сраженья начальные,
Медную поступь машин?
С гулом и скрипом, с утробным рычанием
Из-за туманных стремнин.
Тянутся танки рекой металлической,
Свастикой заклеймены.
Шествием страшным, фантасмагорическим,
Переползая холмы.
Шествие смерти, безумно-холодное,
Дышит убийством металл.
Цель - растоптать государство свободное.
Но … опередили удар.
Столпы огня над окопами взвились,
Вырвали комья земли
И по шеренгам машин прокатились -
Рвали, крушили и жгли.
Небо дрожит - вот сейчас разорвется!
Значит враг неба достиг!?
Да - эскадрилья там мчится и вьется.
Грохот моторов - злой крик.
А в перекрёстном огне беспощадном
Роты в атаку бегут.
Пули навстречу - сплошным листопадом,
В сердце и в голову бьют.
Кровь содрогается тяжко в артерии,
Холод смертельный в руках.
Только, прорвав строй чужой артиллерии,
С силой гранату подняв,
Ты успеваешь, боец Красной Армии
Гибель послать на врага.
После - забредишь смертельными снами,
Окоченеет рука.
Преодолев все заслоны из пламени,
Черные тучи свинца,
Не выпуская кровавого знамени,
Не утерев кровь с лица,
В сердце бездушной фашистской пехоты
Рвались солдаты сквозь строй.
Мстили германцам советские роты.
… В небе утих дикий вой
Быстрых снарядов. Враг с боем отброшен
С Курского выступа вспять.
Выступ, когда-то травою поросший,
Будет хранить ту печать -
Жжённую землю, кровью покрытую,
Старых окопов следы,
Танки измятые, взрывом избитые,
Осадок германской орды,
Трупы забытые, не погребенные,
Горький удушливый смрад.
Ветер молитвы поет похоронные
Несколько лет подряд.

 

ДИТЯ И ВОЙНА
Посвящается Тане Савичевой и всем детям блокадного Ленинграда

Светило солнце твоё недолго -
Оно зашло, нет, в дыму потонуло,
И вместо детского восторга
Явился Страх. Тебя обмануло
Былое, живое и доброе детство,
Которое долгую жизнь обещало.
Ты верила в это, не зная бедствий,
Не зная - пока. А когда затрещала
Родная земля, сапогом иноземца
Раздавленная - то такою же болью
Беду ощутило невинное сердце
Младенческое. И когда побороли
Солдата, который отстаивал город -
Ты слышала стон, через город летевший.
Вот всадник - Война! А за ним - всадник - Голод,
И Смерть - всадник ада. Разрушен, помешан
Твой мир скачкой их лошадей красногривых -
Исчезли привычные краски и звуки.
Не стало знакомых, не стало любимых.
Блокнотик сжимают озябшие руки.
Не можешь понять ты - зачем и откуда
Враги появились, зачем их снаряды
Уносят и косят жизнь мирного люда.
Зачем это нужно? Зачем это надо?
Дитя, не надейся! Тебе не ответит
Рычанье снарядов, людьми сотворённых!
В расчёт не берутся безгрешные дети,
Когда вожаки преступают законы!
Ты помнишь, как мама утешить пыталась
Тебя? А недавно она умирала.
Последнее слово тебе оставалось.
В блокноте дрожащей рукой написала
Ты Смерти портрет - как правдив он и точен!
Ты плачешь? Себя не утешишь слезами.
Но плач твой - пускай он и робок, непрочен,
Как сталь отвердеет, зажжётся как пламень,
И он - а не штык, не граната, не пуля -
Заставит взмолиться врага о пощаде.
Разбудит он совесть, что в людях уснула,
Он - плач о тебе и о всём Ленинграде.

 

КРЕСТОНОСЕЦ

Во исполнение рыцарских правил,
Ради свершения воли Всевышней
Замок фамильный мною оставлен.
Из родового феода я вышел,
Встав под знамёна святого похода -
Ждите свободы, пленены святыни!
Жгучая, злая, сухая погода
В дебрях глухой сарацинской пустыни.
Нам - благосклонность счастливых созвездий,
Благословение римского папы.
Сердце пылает сильней и болезней,
А скакуны - быстроноги, крылаты.
Я в окружении верных собратьев,
Мы обнажаем мечи на неверных!
Землю Святую у них отобрать мы
Сможем! Не в дымных и грязных тавернах
Звание рыцарей было приято
Нами - оно нам даровано свыше.
Кони легки, быстроноги, крылаты,
Жаждою мести и славы мы дышим!
Мчимся, встречая засады сельджуков,
Мчимся кентаврами, бьёмся, как звери.
И боевые слагаются звуки
В песню хвалебную пламенной веры.
В прах, сокрушив мусульмански твердыни,
Стали грозою неверному миру!
Ярости нашей пожар не остынет,
Гибель несём мы султану, визирю.
Сердце, для жалости будь недоступно,
Ты не должно сожалеть побеждённых!
Всё же терзают меня неотступно
Странные мысли в долинах просторных.
Я вспоминаю ночные пожары,
Вижу в бреду я кровавое пламя.
Гибнут в огне сарацины - вандалы,
Воздух удушный глотая устами.
Нашим оружьем избиты, изорваны,
Трупы младенцев и женщин беспомощных
Руки безвольно раскинули в стороны
В отсветах буйных пожарищ заполночных.
…Снова сражение. Меч свой занёс я,
С криком обрушил на шлем сарацина.
Взор его смертный мне вспомнится после -
Горестный взор Магометова сына.
Разум твердит: это жертвы благие,
Кровопролитие это - благое.
Всё же мне мысли приходят другие -
Смелость рассея, лишая покоя.
Мнится, что завтра в строю я не встану
И не посмею меча окровавить.
Нет! Уподоблюсь отвагой Тристану!
В сердце проснётся священная память,
Память о долге вассала Христова -
Не пощадить ни себя, ни другого.
Завтра коня оседлаю я снова,
Бойни, осады - всё снова и снова.
Вновь не своей подчиняюсь я воле,
Я забываюсь в безумье военном
И не почувствую тягостной боли,
Боли в душе - и телесной, и бренной.

 

КУРСКАЯ БИТВА

Тусклый рассвет над желтеющим полем,
Слабая дрожь ковыля.
Блеклые звездочки трепетным роем.
Близится, близко заря.
Но по окопам расставлены с точностью
Дула - источник огня.
Скоро невинную тишь, непорочную,
Тишь приближения дня,
В клочья порвут боевой канонадою,
Взрывы поля изрыхлят,
Воздух изранят, изрежут снарядами,
Смерть воплотится в снаряд.
И в ожиданье солдаты застыли,
Наизготовку ружьё.
Что они в мыслях тогда затаили?
Вспомнили детство свое?
Прежнюю жизнь проследили - рабочую,
Трудную, счастливую?
Видели жизнь свою рядом, воочию,
Ту, что прервется в бою?
Слышите звуки сраженья начальные,
Медную поступь машин?
С гулом и скрипом, с утробным рычанием
Из-за туманных стремнин.
Тянутся танки рекой металлической,
Свастикой заклеймены.
Шествием страшным, фантасмагорическим,
Переползая холмы.
Шествие смерти, безумно-холодное,
Дышит убийством металл.
Цель - растоптать государство свободное.
Но … опередили удар.
Столпы огня над окопами взвились,
Вырвали комья земли
И по шеренгам машин прокатились -
Рвали, крушили и жгли.
Небо дрожит - вот сейчас разорвется!
Значит враг неба достиг!?
Да - эскадрилья там мчится и вьется.
Грохот моторов - злой крик.
А в перекрёстном огне беспощадном
Роты в атаку бегут.
Пули навстречу - сплошным листопадом,
В сердце и в голову бьют.
Кровь содрогается тяжко в артерии,
Холод смертельный в руках.
Только, прорвав строй чужой артиллерии,
С силой гранату подняв,
Ты успеваешь, боец Красной Армии
Гибель послать на врага.
После - забредишь смертельными снами,
Окоченеет рука.
Преодолев все заслоны из пламени,
Черные тучи свинца,
Не выпуская кровавого знамени,
Не утерев кровь с лица,
В сердце бездушной фашистской пехоты
Рвались солдаты сквозь строй.
Мстили германцам советские роты.
… В небе утих дикий вой
Быстрых снарядов. Враг с боем отброшен
С Курского выступа вспять.
Выступ, когда-то травою поросший,
Будет хранить ту печать -
Жжённую землю, кровью покрытую,
Старых окопов следы,
Танки измятые, взрывом избитые,
Осадок германской орды,
Трупы забытые, не погребенные,
Горький удушливый смрад.
Ветер молитвы поет похоронные
Несколько лет подряд.