«Вдыхаю пыль килограммами…»
(подборка стихов)

Вдыхаю пыль килограммами,
По городу шагают парами,
А я у серого дерева
Своё одиночество меряю.

* * *

Вижу белые пятна карты,
Чайные следы от чашки,
Мирно читающего Сартра,
Мирно убивающую монашку.
Вижу толстого хитрого лиса,
Вижу дно и густые усы,
Важные акции Гринписа,
Болгарке рассказывающих сны.
Вижу падение акций биржи
И трактаты усатого бреда,
И Маяк сумасшедшей вижу,
И благородной жертвы кредо.
Вижу бездну над губками
И острый взгляд марокканки,
Не спящего гения сутками,
И парочку грабителей банка.
Незаконнорожденных Ахматовой,
Бомбы над восходящей Японией,
Ноги олимпийские ватные,
Равика со своей иронией,
Вижу маленького императора,
Старенькую Викторию,
Речи сомнительных ораторов,-
Вижу свою историю.

 

* * *

Что молодому скучная забава,
То старику унылая мечта.
Все помнят не счастливчика Варавву?
Ошибка - избежание креста.

Наш дом непрочен, а жребий страшен:
Из чёрных стебельков исходит гниль.
И до краев налита ею чаша,
С которой ты по глупости испил.

Варавва тоже пил, и все мы пили,
И в жилах гниль течёт с давнейших пор:
Младенцы снова родились в крапиве,
Раскольников опять берёт топор.

Нас ожидает неизменно плаха.
Гурьбой весёлой мы пойдём на дно,
Надежда – это вечный спутник страха.
Конечно, есть с десяток глупых «но»…

 

* * *

Послушай ты безбожного монаха,
Скитался я все сорок тысяч лет -
Нанюхался - обиженный валет,
Как слава - мужества, как дама - праха.

Вот рыцарь - честь, достоинство и сила,
А зубочистка, скажем, каждый раб.
Хоть, может, правда, чистота мундира
Важнее тех, кто жалок, мелок, слаб.

Хоть может ты, улыбчивый пройдоха,
Наплюнешь там, где говорил пророк:
"Судьба - река, счастливый ветерок", -
Так скажешь мне, пусть даже ненароком.

Сжигает всё великой силой тлена,
И блекнут краски, глупый Дориан,
Вот смерть твоя - монетка из обмена, -
Река с горы - да сразу в океан.

 

* * *

Обвенчалась с древесным мальчишкой
Не Мальвина, а так - лишь труха.
Передышка ей снова нужна –
Лишь семнадцать годков и одышка.

Перепутаны листья и ветки,
И корой зарастает – беда.
Чёрный ястреб летит – череда,
А детишки всё режут пометки.

 

* * *

Иди и падай – доброй воли!
Колодцам - мёртвая вода,
Тебе - не вера в бога, что ли?
Иль может, выдумка пера?

Замри в своей печальной позе
И танец прекрати на миг.
А вечность расцветает в розе –
Ты к ней отныне напрямик.

Ты пал и в глубине колодца
Всё та же мёртвая вода.
И сердце вот почти не бьётся.
Но это, друг мой, не беда.

 

* * *

Богатство нот пугает не поэта,
Не музыканта, не певца и не меня.
Я с каждым разом ближе всё к ответу:
Зачем, небесная, сегодня ты пришла?

И так Сизиф всё в гору катит камень.
Куда идёт его просторная душа?
Пускай наш труд бессмысленен, отчаян,
Скажи, ведь неизвестность, правда, хороша?

 

* * *

Текут мечты из капнувшего крана –
За каплей капля в океан страстей:
История – морская пена в рану,
Пустое – лишь в эфирах новостей.

Сошла с ума речная Афродита,
И чёрный снег с коричневой травой,
Как тьма – и воедино ночью слиты.
Лишь нимба свет над влажной головой.

Мне комариный писк мурлычет песню:
С горы упал безумный альпинист,
А на груди всё тот же старый крестик,
И он надёжен, светел, мягок, чист.

А над рекой кровавый дым сгустился.
Эх, Афродита, поклянись крестом,
Что я в тебя однажды не влюбился,
Но почитал: семью, тюрьму и дом.

 

* * *

Мне порвать для тебя свои струны?
Нет ведь смысла играть без тебя
В эти игры безбожной фортуны,
Где нас слепит мечта, не щадя.

Мы осколками правды несносной
Понадеялись смерть отдалить,
Но она не глупа, хоть стервозна.
И зачем ей нас, кстати, щадить?

Глубоко погружаюсь в трясину,
Меньше ясности день ото дня.
Ну, давай, вырывай сердцевину,
Мы горели, надеюсь, не зря.

 

* * *

Не прижмусь уже к словам
Недосказанным,
Не поверил шутовствам
Безнаказанным.
Было это без помех,
Но не более
Оглушительных утех:
Алкогольное.
Вы не мой, увы, мираж
Тайной кисточки:
Не портрет и не пейзаж -
Переписочка.
Вы не то, о чём мечтал
В этом омуте,
Где отчаянно шептал:
"Может, вспомните?"
Я не знаю ваших строк...
Кровеносные
Бередят опять порок –
Ядоносное.
Яд из ваших тёплых уст –
Или худшее,
А внутри надрывно хруст:
"Мы заблудшие".

 

* * *

Распустились полки моих целей,
Но зачем обречённость на ад?
И не в лаве, не в снежных метелях –
Кто-то, может, и этому рад.

Ближний бродит пустою планетой,
Житель каждый – обитель и рок.
Не горит нынче сердце к завету:
Каждой жизни положенный срок.

Все мы в дрёме полночного донца:
Куст сирени не вырастет вновь,
Нам не видеть ни неба, ни солнца.
Голос томный: «Иди, суесловь».

 

* * *

Над пролитым кефиром мой реквием, плач,
И солёные слёзочки Канта.
Что мы видим? Как чистый мой разум-палач
Отрубает конечности Санты.

Как любовь не находит венец или склеп,
Как мечта превращается в рану,
Как Гомер одержим или, может быть, слеп,
Как мы долго находим Нирвану.

Как маяк освещает нам берег и путь,
Как дорога проложена криво,
Как мы вечно теряем из вечности суть,
Как мы мягки порою как глина.

Над пролитым кефиром мой реквием, плач -
Не сыскать нам удобного места.
Каждый миг, каждый вдох нам словно палач -
Окончание нашей фиесты.

 

* * *

Не виноваты мы, что родились и гроб
Нам клеткой стал с начального этапа,
Затем перо, улыбка иль граната…
А вечность мается, сбивая лучших с ног.

Не видно больше солнца, и земля плывёт
Под слабыми бескостными ногами,
Меж хрупкими иудскими носами…
А вечность мается, сменяя год на год.

 

* * *

По венам потекло вино,
В зрачках усталость всей вселенной
Укроет видимое дно,
Оставив время неизменным.

Рисует Бог Помпеев крах,
Смеётся музыка над гробом.
А Саладин в своих шатрах
Готовит план для узколобых.

Жуёт Иуду Сатана,
Восходит солнце Александра,
И каждый год – опять весна,
И смерть пророчицы Кассандры.

Луной поблекнет белизна,
Вскипит волной, как кони скачут –
Игра мальчишки, шалуна;
Пьеро ведомый вечно плачет.

Вот паутина тёртых дней –
Всему пожизненная крепость
В глазах свободных дикарей,
Чей дух силён, как и свирепость.

 

* * *

Избирают тебя в королевы,
Но лоза исхудалых от вечности лет
Присылает опять нам посылку – «привет»,
Из заморья, где пепел и сера.

Мы уедем – в пристанище света,
И в пустошь – великая сонная даль.
И родившись вчера – из начала начал,
Мы умрём в ожидании лета.

 

* * *

Обожгусь белым чаем, забуду
Смыслы жизни – надежный капкан,
А в ответ люди скажут: «зануда».
Или хуже: «наивный чурбан!»

Я не стану плясать под гитару
Перед грубой толпой у костра,
Над которым летели гагары,
Направляясь в страну серебра.

Одиноко стою, как и прежде
И взываю к гагарам во тьме:
Вы, прекрасные души надежды,
Дайте крылья, пожалуйста, мне.

 

* * *

И вот опять тревожных мыслей свора
Добьет меня - до гробовой доски,
До ноток маленьких большого хора,
До чистой, важной, первой красоты.

До лучших дуг безрадужного света,
До чёрных дыр, куда летит планета,
До самой первой верной не мечты -
До тех краев, где выживали мы.

Где стон как друг безрадостному крику,
Где лучший враг - стекло на витражах,
Где белоглазый жадно ест чернику,
Где сон как сон, а шах - конечно, шах.

Но жизнь чиста - бессменная октава,
Кто слышит - может слышать эту гамму:
Как время снова переходит вспять -
Любовь мертва, а смерть жива опять;

Руины - дом, а за окном - вселенной
Такие хрупкие... мои миры;
А мы все ищем признак неизменный,
Все забываем: признак - это мы.

 

* * *

О.М.
С кудрявенькой головой важной,
И печальными глазами – гробами,
Переплюнув свою душу – стражу,
Одиноко стоит между нами.
Со сломанным носиком малым,
И кривым жарким сердцем пиита,
Лежит рядом бумажная свита.
Неужели только начало?
Его узкие губы – мука,
Робкая мука – и надежда нам.
В мировом океане скуки
Одиноко стоит Мандельштам.